Мой первый мальчик, первая любовь, первый поцелуй… И всё это в одном имени — Виктор
ДВА ПОЦЕЛУЯ
В тот год я пришла в девятый класс районной школы, так как в моём родном селе была лишь восьмилетка, а мне очень хотелось продолжить учёбу именно в девятом-десятом классах. Жила я у тётки, родной сестры моей матери, которая имела четырёх сыновей. Конечно, появление в мужском сообществе шестнадцатилетней девочки было принято неоднозначно. Мой старший двоюродный брат уже учился в областном институте, и потому домой наезжал редко, одаривая меня снисходительной улыбкой; близнецы Сашка с Мишкой заканчивали местное профтехучилище и ко мне, новоявленной сестре, относились по-доброму, вполне дружелюбно. А вот самый младший Женик меня просто возненавидел! В какой-то степени его можно было понять: прежде всё внимание доставалось ему, а тут приехала из деревни какая-то девчонка…
Впрочем, может быть, ещё один факт влиял на Женика негативно. В своё время молодая тётя Маруся очень ждала девочку — и впрямь, сколько же можно рожать мальчишек — но родилось опять «дитя мужеского полу», которому было даровано имя неслучившейся девочки Женечки. Как-то в шутку тётка и высказала это маленькому Женику. И поступила опрометчиво: мальчик закрылся, затаился. А однажды выдал: «Надо вам девку, так привяжите мой «петушок» или, вон, возьмите ножницы да отстригите!» И смех и грех.
У меня же на Женика не было ни злости, ни обиды. И даже, когда младший двоюродный брат кидался в меня чем попало, обзывая ведьмой, я просто смеялась. В доме тётки постоянно находились мальчишки: друзья Сашки-Мишки, одноклассники зловредного Женика. Я быстро привыкла к «мужскому окружению», в основном, ни на кого не обращая внимания, никого не выделяя. Потому ничего не поняла, когда один из парней, друг моих двоюродных близнецов, очень похожий на Сильвестра Сталлоне, стал часто засиживаться в доме тёти Маруси даже в их отсутствие. Ну, сидит себе и сидит…
И тут моя тётка начала меня вразумлять: «Ты что ж, совсем глумная? Ты что ж, не видишь, что Витька ради тебя тут вахту несёт, штаны протирает! А она, красавица, вишь, и носом не ведёт!». Меня обожгло как кипятком! Виктор! Почему, почему именно он, самый красивый из юношей? Ведь за ним бегают все девчонки с улицы! Оказывается, я всё-таки выделила его, именно его! Сама в том себе не признаваясь, понимая в глубине души, что для меня, сельской девочки, он просто недоступен. И я, как выразилась тётка, «повела носом» — в очередную «вахту» Виктора по-иному взглянула на него. Его лучистые карие глаза, его открытая улыбка в одно мгновение всколыхнули во мне затаившееся, давно ждущее чувство любви. Горячая волна этой желанной любви захлестнула с пяток до макушки!
И начались наши с Виктором встречи. Целую осень и зиму мы были вместе: гуляли вечерами по золотым лиственным аллеям, в свободное от школы время катались на лыжах. Избалованный, как мне казалось, девушками Виктор вёл себя скромно, поцеловать меня не решался. А я так ждала поцелуя! По весне Виктору предстояла служба в армии, а пока он работал шофёром, водил грузовой самосвал и даже эта машина была продолжением моей любви к Виктору. Мне нравилась любая деталь самосвала, его руль, ведь их касались руки любимого парня. Мы гоняли на грузовике по ночным полевым дорогам, где в свет фар попадались испуганные зайцы и суслики, тут же задававшие стрекача. Я смеялась до колик в животе, а Виктор на большей скорости ещё и ещё накручивал виражи.
В один из вечеров всё семейство тёти Маруси отправилось на празднование юбилея одного из многочисленных кумовей. Ушёл из дома даже Женик. Я оставалась одна. Сделав наскоро уроки, ждала Виктора. В этот вечер я почему-то ждала чего-то необыкновенного. Сладко ныло в груди, слегка кружило голову. Я прилегла на диван. Вошедший Виктор испугался: «Ты что, заболела?». «Да, голова болит немного», — слукавила я. Виктор подсел ко мне, гладил мою «больную» голову… Друг к другу мы потянулись одновременно. Обняв Виктора за шею, я почувствовала на своих губах нежный мягкий поцелуй. Боже, как целомудренно, трогательно и прекрасно было то наше первое прикосновение друг к другу! Первое по-настоящему объятие юноши и девушки. Первые поцелуи… Вначале такие несмелые, неуверенные, затем всё более разгорающиеся, страстные, ненасытные…
Сидя на уроке географии, на следующий день я выводила на страницах учебника «Витя», «Витенька», «Виктор»… Самое прекрасное имя на свете! Мои губы хранили его поцелуи, я всё ещё ощущала их неповторимый, особенный привкус. Закрывая глаза, я вновь и вновь погружалась в счастливые мгновения своей любви, «улетая» с урока, не видя и не слыша учителя.
Мы продолжали дружить, встречаться. Тётя Маруся радовалась за нас, в шутку называя Виктора «зятьком», а моя мамка, после того, как Виктор приехал в наше село навестить меня на каникулах, не только радовалась — она просто сама влюбилась в него: «Надо жа, какой красивай малай!».
Не рады нашим отношениям оказались только родители Виктора. Зачем им родня из какой-то деревни да ещё, по слухам, не совсем благополучной семьи?! Рядом с ними в соседях росла-подрастала другая невеста. Девушка Таня. Виктор оказался послушным сыном и по весне, перед самым уходом в армию, женился на Тане. Как такое могло произойти, что случилось? А случилось замеченное мною некоторое отчуждение Виктора, его растерянность, убегающий взгляд и … молчание. Молчать было о чём — Таня оказалась беременной! Потому обе семьи ратовали за скорую свадьбу.
Ах, что творилось со мной! Сказать, что я переживала — ничего не сказать! В тот день, когда у любимого «свадьба пела и плясала», я сидела в черёмуховых зарослях на берегу реки и думала утопиться. Что удержало меня тогда? Душила обида, забивая горло комком слёз, рвало душу отчаяние и ещё была… злость. Я злилась на всех и вся: на солнечный майский день, перешедший в тёплую ночь; на заполонивший округу черёмуховый аромат, раньше так любимый мною; на заливистые рулады соловья — уж его-то веселье было совсем не к месту и злило меня больше всего. Но, удивительное дело, я не злилась на Виктора! Я продолжала его любить.
Сразу после школы, провалив экзамен в институт, я уехала с геологической партией далеко на север. Я старалась не думать о Викторе, налаживая свою личную жизнь, но он незримо шёл со мною рядом, жил во мне. Я вышла замуж, родила сына, связав свою жизнь с местами бывших геологоразведок на Западном Урале. Приезжая в отпуск на родину, я непременно заезжала в район, каждый раз надеясь повстречаться со своей первой любовью. Но судьба опять разводила нас в разные стороны: то Виктор был в командировке, то на рыбалке, то отдыхал с семьей «на югах». Я знала, что он счастливый отец дочки и сына, а счастливый ли муж? По словам моей постаревшей тётки, «зятёк жил не очень…»
Прошли десятилетия. Не стало тёти Маруси. Разлетелись её сыновья, оставив за хозяина дома одного из близнецов, Михаила. В так называемом мною «двоюродном доме» я теперь бывала очень редко. Уже ни на что не надеясь, я лишь справлялась о здоровье моего первого возлюбленного. И вдруг в один из приездов узнаю, что Виктор не совсем здоров и… одинок. Разве могла я с ним не увидеться?! Попросила Михаила устроить встречу. Виктор узнал меня сразу, что обрадовало. И вот мы сидим друг против друга за накрытым столом. И молчим. Передо мной постаревший «Сталлоне». Поредевшая, но всё ещё не седая шевелюра волнистых волос. И глаза, те же карие лучистые глаза! Живой, по-молодому, взгляд! Ах, этот взгляд, сразивший меня сорок с лишним лет назад!
— Витюш! А куда девался твой прямой красивый нос? Сломали в жестокой драке? — мне хочется начать разговор в шутливой манере. — Ты, Витька, сейчас и впрямь настоящий «Рэмбо»! Или «Рокки»! Виктор смущённо улыбается. Никаких «Рэмбо» и «Рокки» он не знает. Брат Мишка за встречу наливает по стопке самогонки. Обстановка становится свободнее. Я интересуюсь у Виктора, как он живёт, как жил, прошу рассказать о семье. Мой долгожданный визави отвечать отказывается. Понимая ситуацию, Михаил наливает нам по второй и уходит. Выпив, Виктор заметно оживляется, веселеет. Не закусив, он уже сам наливает ещё и ещё, предлагая затем спеть. Я несколько удивлена, но уже кое-что начинаю понимать и догадываться. Прикидываясь беспечной и весёлой, я пою с Виктором его любимые песни. Я смеюсь, подзадориваю Виктора, а душа моя болезненно ноет, плачет… Вспомнился драматичный эпизод из фильма Н.Михалкова «Родня», где героиня Нонны Мордюковой Мария через много лет встречается с бывшим муженьком Вовчиком в прекрасном исполнении Ивана Бортника, и тот, превратившийся в алкоголика, «во всю ивановскую» орёт песни. Вот и мы с Виктором сейчас «Мария» и «Вовчик», только Виктор никогда не был моим мужем.
Постаревший вместе с нами дом тётки, а теперь брата Михаила содрогается от всё ещё мощного и красивого баритона Виктора — в юности он хорошо пел, подыгрывая на гитаре, чем ещё больше покорил меня тогда. Спев народную «При лужке, лужке…», переходим на репертуар нашей юности: поем «Червону руту», «Не умирай любовь», «Люди встречаются, люди влюбляются, женятся»…
— А куда ты тогда пропала? — вдруг спрашивает Виктор и смотрит на меня неожиданно трезвым взглядом.
— Ничего себе! — поражаюсь я вслух, — Да ты что, Витя, ничего не помнишь, всё забыл?
Затем, стараясь никак и ничем не выдать, не вызвать то воспоминание страданий и боли, смеясь, спрашиваю: — А скорую свадебку свою как объяснишь?
Виктору непросто даётся этот разговор. Он мнётся, что -то мямлит и вдруг решительно, смело, как бы освобождаясь от ненужных объяснений и оправдываясь, выдыхает:
— А у нас с тобой ничего такого и не было!
Вот так-то!
Он реалист, он больше трезв:
на юности любви поставил крест!
Я ж бьюсь в страстях, никак не успокоюсь,
хотя давно ушёл желанный поезд.
Хотелось спросить Виктора: а ты меня совсем не любил? Не смогла. Не сумела. Не хватило смелости даже будучи подшофе. Как тогда шестнадцатилетней девочке, опьянённой любовью, не хватило … «самопожертвования» во имя этой любви. Я вспомнила тот наш вечер и ту ночь; его ищущие трепетные руки, натыкающиеся на мои, не пускающие, запрещающие… Соседская девочка Таня не запретила, допустила. Виктор, видимо, счёл это настоящей любовью.
Я сделала попытку ещё раз ответить мне на главный вопрос: доволен ли он жизнью, удалась ли она?
— Нет! — отрезал Виктор. — Не доволен и не удалась!
Странно, но этот ответ реабилитировал Виктора за уколовшее меня «у нас с тобою ничего не было…» Мне стало жаль нас обоих. За столом воцарилось молчание: песни наши были пропеты, говорить стало не о чем. И в этот миг случилось неожиданное: мы одновременно, как тогда, в наш самый первый раз, потянулись друг к другу и … нежно поцеловались. Поцелуй через десятилетия, через целую жизнь… И если наш с Виктором первый поцелуй, осчастлививший меня в шестнадцать, был юным, горячим, страстным, то второй, случившийся нежданно-негаданно в шестьдесят один — мудрым, успокаивающим, всепрощающим. Два поцелуя, несущие две одинаковых цифры: один и шесть (16), шестёрка и единица ( 61). Я особо в нумерологию не верю, но здесь невольно напрашивается какая-то взаимосвязь… И ещё… возникла странная ассоциация — известно печальная рамочка с цифрами, между которыми короткая чёрточка-тире. Но я не стану писать эпитафию своей любви! В эту чёрточку вошло столько всего! Новые чувства и новые влюблённости, сладкие надежды и горькие разочарования, захватывающие взлёты и мучительные падения… В это тире между двумя поцелуями вместились наши с Виктором жизни, слава богу, ещё не прожитые, не закончившиеся. Такие разные!
Любовь БАКАНОВА