Соликамский ветеран Степан Южанинов вспоминает Ленинградский фронт

 

 

За восемь километров до фронта

«Почему скрываетесь?» – спросил прокурор Южанинова

«Отца забрали в Петров день, 12 июля 1941-го. Много тогда мужиков из села ушло. В колхозе два дня назад сенокос начался, а тут как раз пароход. Их всех по списку поснимали. Женщины, старики да мы, пацаны, остались. В 1942-м старшего брата отправили. Через год я в Соликамск второго брата отвёз, даже попрощаться не успел – он на поезд заскочил и уехал. А в 1944-м меня призвали».

Повестка по дороге в ночное

Красновишерский район тонул в слезах женщин и детей. Мужики уходили на фронт, а возвращались вместо них похоронки. «Убит в бою», «Проявил мужество и стойкость…», «Пропал без вести». Были мальчишки, которые рвались отомстить за родственников. На их фоне история Степана Ефимовича Южанинова кажется неправдоподобной. Несколько раз ему высылали повестку, а он не являлся на призывной пункт.

– Прокурор говорит: «Почему скрываетесь?». А мы спрашиваем: «Вы бы на нашем месте были – что делали?». Дорог нет, телефонов нет, сельсовет в восьми километрах. Вот и не могут нам повестку вручить – назад везут.

С 15 лет Южанинов работал: зимой – в лесу на заготовке древесины, весной да летом – на сплаве. И всё – вдали от дома, куда даже новости о наступлении Красной Армии не доходили. Только осенью, когда река встала и ребят отпустили домой, соседка, ездившая в сельсовет, привезла Степану повестку. Можно сказать, успела: встретила его по дороге в ночное (пастбище).

– На другой день мне надо было явиться в военкомат. Тут уж я не опоздал, приехал – там уже человек десять-двенадцать, – рассказывает ветеран.

Попал Южанинов на Ленинградский фронт. Встретил солдат полковник Медведев, родом из Кунгура. Встретил хорошо. Внимание прежде всего на одёжку обратил. А одеты солдаты были невпопад – шинели до пола, не по размеру, ног не видно. «Кого, – говорит, – мне выслали?». Велел переодеть всех. Через неделю присягу приняли. Потом – по батареям. Степана Ефимовича определили связистом на звукоулавливатель.

– Наушники наденешь, (я тогда хорошо слышал, что мне – 17 лет) —  звук: где-то машина. Поймал – веду. Ночами не спал, изучал, какие звуки у самолётов. У немецких совсем другой гул был, не такой, как у наших. За неделю всё выучил.

Бери шинель! 

Мы сидим со Степаном Ефимовичем в большой комнате. Дочь ветерана, чтобы не мешать разговору, ушла на кухню. Доносится стук посуды…

– Когда мы прибыли на точку, там в основном девчата были, только двое мужчин – шофёр и связист. Придёшь будить девчонку на дежурство, а она: «Постой за меня». Пацан так пацан. Одну даже занесло в землянке – штык у винтовки лишь видно, – продолжает вспоминать Южанинов.

Через пару недель его перевели на прожектор. Вернувшись в редакцию, я найду в Интернете фотографии и звукоулавливателей, и прожекторных установок. А пока представляю их такими, как видела в военных фильмах, обязательно с кадрами про победу.

– 9 мая я на точке дежурил. Сижу в наушниках, радио слушаю. И в два часа ночи передают: «Всё, кончилась война!». Я как крикну – все попрыгали с мест. На улице пушки, зенитки стреляют. Мы прожектор включили, помахали. Потом завтрак сделали, спирт был, прожектор им чистили. По сто грамм выпили.

Рассказывает Степан Ефимович интересно, часто отвлекаясь на запомнившиеся ему детали, события. Из разрозненных пазлов собираю общую картину жизни и службы.

– Сняли нас с точки в августе. Было подсобное хозяйство в сторону Финляндии. Нас туда 10 человек направили собирать грибы. Потом клюква поспела. А 7 ноября пригласили в столовую, угостили этими грибами. В декабре приехали покупатели из Москвы, Киева, Белоруссии. В Москву надо было 50 человек набрать. Нас только 22 оказалось без замечаний. Пока ехали, встретили демобилизованных фронтовиков – у кого обстрелянные шинели, у кого старые – они по окопам бегали. Не хотелось в них домой возвращаться. Нас сразу предупредили – не вздумайте обменяться. Но старший лейтенант пожалел. В итоге прибыли мы в столицу как оборванцы.

Машиной солдат довезли до деревни Дмитриева. Поели, переночевали, и дальше – в Люберцы. А там полк только формировался. Ни воды, ни света. Казармы двухъярусные, доски сырые. Подушек нет – сено, солома настланы, брезентом покрыты. Месяц так прожили. Поедят – то в карты, то в домино играют.

– А ещё был в Люберцах подполковник (армянин), по строевой части. Идёт рота в столовую, он из-за угла: «Почему без песен?». До мая мы на занятия не ходили. Потом переодели нас в новую форму, меня начальником звукоулавливателя сделали. Расчёт дали. Позднее эти звукоулавливатели на машинах сдали в сельскую местность.

Семь лет Степан Ефимович служил. Много интересных историй случалось. Однажды летом собрались бойцы на озеро порыбачить. Смотрят, стоит немецкий МАЗ со снарядами. Сообщили, вытащили брошенную немцами технику. В другой раз – с поваром, старшим сержантом, украинцем по национальности, оставшимся в армии, так как домой некуда было ехать, – увидели они троих подозрительных людей: крадутся, в бинокль смотрят, фотографируют. Оказалось, наш офицер и два немца. Задержали их, сообщили в роту. Даже маршал Говоров приехал. Связали, увезли. Повара наградили, а Степану Ефимовичу благодарность объявили.

Их осталось двое

После службы приехал солдат в Соликамск, где встретился со средним братом, которого в 1943-м сам отвозил на поезд, идущий на фронт.

– Он был жив, но контужен, под бомбёжку попал. Отслужил свой срок, в 1949-м демобилизовался. Устроился в Красновишерске в лагерь, а лагерь перевели сюда в «девятку». Вот я у него остался, на завод «Урал» устроился, так на пенсию и вышел.

Порой удивляешься, насколько хорошо люди старшего возраста помнят имена, даты, незначительные для современного поколения детали. Рассказывает Степан Ефимович, что шёл устраиваться в четвёртый цех, в четвёртую мастерскую, а пришёл в итоге в седьмой. О работе говорит серьёзно, и лишь когда я прошу рассказать о знакомстве с женой, переходит на улыбчивый тон, а в некоторых местах и вовсе позволяет себе ухмыльнуться. Но вспоминает всё также в мельчайших подробностях.

– Сидят «девсята», семечки щелкают, – очень мягко, по-деревенски начинает 93-летний ветеран. – Я говорю: «Что сидите, пошли в парк?». Навстречу – она. Спрашиваю: «Где живёшь?». «А вот рядом домик». Зашли, бабушка меня напоила – не квасом, а бражку подала. Потом в парк с ней пошли. Там с братом встретились, по кружке пива с ним выпили. В два часа проводил её. Бабушка сказала, что поздно уже домой идти, койку мне дала. На завтра на работу вместе ушли. Так и остались, познакомились, поженились – 55 лет с ней прожил.

Степан Ефимович показывает на портреты на стене, где рядом он и она. Молодые, симпатичные. Он и сейчас завидный жених, с модной седой бородкой, словно из барбершопа, – один из немногих доживших до сегодняшних дней участников Великой Отечественной, кто может выйти на улицу, вдохнуть морозного воздуха.

– Работал тоже нормально, на заводе — Почётный гражданин… – продолжает Южанинов про мирную жизнь. И достаёт Почётную грамоту, в которой, как в папке, хранится с пару десятков благодарственных и поздравительных писем от руководства «Урала», профсоюзной организации, президента страны. Не только за себя работал ветеран. Трудился за погибшего на фронте старшего брата, за пропавшего без вести отца. Так и не узнал, где тот похоронен.

– Он снайпером был, где погиб, неизвестно. Несколько лет назад меня вызывали в военкомат, но оказалось, что не он. Сейчас поиски племянница из Ленинграда ведёт. Позвонила брату в Красновишерск, вроде отец нашёлся, только не Южанинов, а по-другому как-то, но на Ю. А звать Ефим Гаврилович.

Страшно представить, сколько ещё Ефимов Гавриловичев и других фронтовиков разыскивают родные. Война не закончится, пока не будет похоронен последний солдат.

Светлана ТОКАРЕВА

Звукоулавливатель и прожектор. Подобные были на точках, где служил Степан Южанинов